Двойная звезда - Страница 19

Когда через несколько минут вернулась Пенни, она благоухала совершенно как марсианин.

Кажется, я начинал влюбляться в этот запах.

Глава 4

Мое образование продолжалось в той же самой каюте (как оказалось, гостиной мистера Бонфорта). Я не спал, если не считать сна под гипнозом и, казалось, совершенно не нуждался во сне. Со мной постоянно были или доктор Кэнек или Пенни, которые очень помогали мне. К счастью, мой прообраз, как и всякий крупный политический деятель, был множество раз сфотографирован и отснят на кинопленку, да к тому же большим подспорьем в изучении образа было тесное содействие его близких. Материал был бесконечен: проблема состояла в том, чтобы узнать, сколько материала я могу усвоить и бодрствуя, и под гипнозом.

Не знаю, в какой момент я почувствовал симпатию к Бонфорту. Кэнек уверял меня – и я верю ему – что он не внушил мне этого под гипнозом; я не просил об этом и совершенно уверен, что Кэнек скрупулезно честен, прекрасно понимал всю этическую ответственность врача и гипнотерапевта. Но у меня есть все основания предполагать, что эта симпатия – неизбежная спутница роли; я даже склонен думать, что если бы мне пришлось осваивать роль Джека Потрошителя, он бы начал нравиться мне. Посудите сами: чтобы вжиться в роль, человек на время должен превратиться в своего персонажа. А у человека выбор только один: либо он нравится сам себе, либо кончает жизнь самоубийством – третьего не дано.

«Понять – значит простить» – я начал понимать Бонфорта.

Во время торможения мы получили тот обещанный отдых при одном G, который обещал Дэк. Мы ни на мгновение не оказывались в невесомости. Вместо того, чтобы включить двигатели, чего, как мне кажется, космонавты очень не любят делать, корабль описал, как выразился Дэк, ставосьмидесятиградусную кривую. При этом корабль продолжает сохранять ускорение и делается это очень быстро. Вся эта операция оказывает очень странное воздействие на чувство равновесия. Кажется, это воздействие называется то ли кориолановым, то ли, может быть, кориолисовым?

Все, что я знаю о космических кораблях – это то, что те, которые взлетают с поверхности планеты, являются настоящими ракетами, но космонавты называют их «чайниками» из-за реактивной струи воды или кислорода, с помощью которой они движутся. Они не считаются настоящими кораблями с атомным двигателем, хотя и в них нагрев производится с помощью атомного реактора. Межпланетные корабли, такие как, например «Том Пэйн», являются (как мне говорили) настоящими, приводящимися с помощью Е равного МС в квадрате? Ну, в общем, сами знаете: того, что изобрел Эйнштейн.

Дэк как мог старался объяснить мне все это и, несомненно, для тех, кто интересуется такими вещами, все это было очень и очень интересно. Но лично мне совершенно не понятно, зачем настоящему джентльмену знать такие вещи. Мне вообще кажется, что каждый раз, как эти ученые ребята придумывают что-то новенькое, жизнь сразу становится намного сложнее. И что было плохого в том, как мир был устроен раньше?

На те два часа, которые мы находились при обычном ускорении, меня отвели в каюту Бонфорта. Я переоделся в его платье, в его лицо и все вокруг старались звать меня «мистер Бонфорт» или «шеф» или (это относится к доктору Кэнеку) просто «Джозеф», причем все это делалось только для того, чтобы помочь мне вжиться в образ.

Все, кроме Пэнни, которая… Она просто не захотела звать меня «мистером Бонфортом». Она изо всех сил боролась с собой, но ничего не могла с этим поделать. Было ясно, как божий день, что она была секретаршей, которая молча и безнадежно любит своего босса. Поэтому я вызывал у нее глубокое, неразумное, но весьма естественное ожесточение. Это было тяжело для нас обоих, так как я находил ее весьма привлекательной. Ни один мужчина не смог бы спокойно работать, когда рядом с ним постоянно находится женщина, глубоко презирающая его. Я же, со своей стороны, не чувствовал по отношению к ней никакой антипатии: мне было жаль ее – даже несмотря на то, что все это меня решительно раздражало.

Теперь мы достигли стадии генеральной репетиции, так как на борту «Тома Пэйна» не все знали, что я не Бонфорт. Не могу сказать точно, кто догадывался о подмене, а кто нет, но мне было позволено расслабиться и задавать вопросы только в присутствии Пенни, Дэка и доктора Кэнека. Я был совершенно уверен, что главный делопроизводитель Бонфорта, мистер Вашингтон, знал о подмене, но ни разу не дал понять этого; он был худощавым, зрелых лет мулатом с твердо сжатыми губами святого. Было еще двое, которые знали точно, но их не было на борту «Тома Пэйна». Они находились на «Банкроте» и прикрывали нас, посылая сообщения для прессы и текущие указания. Это были Билл Корисмен, который у Бонфорта отвечал за связи со средствами массовой информации, и Роджер Клифтон. Даже не знаю, как определить то, чем занимался Клифтон. Политический заместитель? Он был министром без портфеля, может помните, когда Бонфорт еще был Верховным Министром, но это еще ни о чем не говорит. Символически это можно описать так: Бонфорт разрабатывал политику, а Клифтон осуществлял надзор и контроль за ее проведением в жизнь.

Эта маленькая группа знала все, а если в курсе дела был кто-то еще, то сообщать об этом мне было признано нецелесообразным. Ясно было одно, остальные члены персонала Бонфорта и весь экипаж «Тома Пэйна» знал, что происходит что-то странное, но что именно, они не знали. Входящим на корабль меня видело множество людей – но только в образе «Бенни Грея». А к тому времени, как они снова увидели меня, я уже был «Бонфортом».