Двойная звезда - Страница 44

В самом конце гимна откуда-то сзади появился и сам – Виллем, Принц Оранский, Герцог Насау, Великий Герцог Люксембургский, Глава Рыцарей Священной Римской Империи, Верховный Адмирал Имперских Сил, Советник Марсианских Гнезд, Покровитель Бедноты и Божьей Милостью Император Планет и Межпланетного Пространства.

Появившись, он сразу же сел на трон. Лица его я разобрать не мог, но все это смешение множества символов внезапно вызвало у меня в душе симпатию. Я больше не чувствовал враждебности к системе королевской власти.

Как только король Виллем сел, гимн кончился. Он кивнул собравшимся в ответ на их салют и по толпе придворных прокатилась волна расслабления. Патил ретировался и я, зажав жезл подмышкой, начал свое длинное шествие, немного прихрамывая, невзирая на слабое притяжение. Путь к трону очень напоминал мне путь в гнездо Ккаха. Мне просто было тепло и в ушах раздавался какой-то звон. В воздухе звучали различные мелодии Империи: «Христианский король» сменялся «Марсельезой», за ними следовал «Звездный стяг» и так далее.

Дойдя до первого возвышения, я поклонился, затем у второго, у третьего отвесил низкий поклон – уже у самых ступенек трона. На колени я не вставал: вставать на колени надлежало только аристократии, а обычные подданные разделяют суверенность со своим повелителем. Иногда в стерео и в театре по незнанию делают коленопреклонение обязательным для всех, поэтому Родж прежде всего убедился, что я знаю, что делать.

– Аве, Император! – будь я голландцем, я бы сказал «Рекс», но я был американцем. Мы обменялись с королем несколькими фразами на школьной латыни: он спросил меня, что мне нужно, а я напомнил, что он сам призвал меня пред свои очи и т. д. После этого он перешел на англо-американский, на котором говорил с легким европейским акцентом.

– Ты верно служил нашему отцу. И теперь мы надеемся, что так же верно ты будешь служить нам. Что ты на это можешь ответить?

– Желание моего короля – мое желание.

– Приблизься.

Может я немного переборщил, но ступеньки были довольно высокими, а нога моя разболелась по-настоящему – психосоматическая боль ничем не легче настоящей. Я чуть не упал – Виллем мгновенно вскочил с трона и поддержал меня за руку. По залу пронеслись «ахи» и «охи». Он улыбнулся мне и тихонько произнес:

– Спокойно, старина. Постараемся сделать это представление покороче.

Он подвел меня к скамеечке, расположенной перед троном и я уселся на нее довольно неприлично – на мгновение раньше, чем он сам вернулся на трон. Затем он протянул руку за свитком, и я передал его. Развернув свиток, он сделал вид, что внимательно изучает этот чистый лист бумаги.

В зале теперь раздавалась негромкая музыка, и двор потихоньку развлекался сам собой. Женщины смеялись, благородные джентльмены отпускали в их адрес комплименты, мелькали веера. Почти никто не двигался с места, но никто и не стоял неподвижно. Меж придворными сновали маленькие пажи, похожие на микельанджеловских херувимов, предлагая присутствующим подносы со сладостями. Один из них с поклоном предложил поднос Виллему и тот взял с него конфету, понятия не имея, прилично ли это сделать мне, я взял конфету тоже. В руке у меня оказалась замечательная шоколадная конфета без начинки, которые умеют делать лишь в Голландии.

Через некоторое время я понял, что многих придворных знаю по фотографиям. Здесь присутствовало большинство ничем не занятых аристократов Земли, даже членов королевских фамилий, пребывающих здесь под прикрытием своих второстепенных титулов герцогов и графов. Говорили, что Виллем содержит их здесь на довольствии, чтобы придать блеск своему двору. Некоторые считали, что он специально держит их поближе к себе, чтобы держать подальше от политики и других вредных занятий. Скорее всего в какой-то степени верным было и то и другое. Были здесь и дворяне некоролевского происхождения, представляющие с дюжину наций. Некоторым из них действительно приходилось работать, чтобы прокормиться.

Я поймал себя на том, что пытаюсь оттопырить губы по-габсбургски и по-виндзорски задрать нос.

Наконец Виллем опустил свиток. Музыка и разговоры мгновенно прекратились. В мертвой тишине он произнес:

– Твои предложения полностью удовлетворяют нас. Мы утверждаем список.

– Вы очень милостивы, ваше величество.

– Мы известим тебя о назначении кабинета. – Он поклонился мне и прошептал: – Не вздумай опускаться по этим ступенькам спиной вперед. Я сейчас исчезну.

– О, вы очень милостивы, сир, – прошептал я в ответ.

Он встал, следом за ним вскочил и я, и быстро удалился, шурша мантией. Я обернулся и заметил несколько удивленных взглядов, устремленных на меня. Но тут снова заиграла музыка, и я получил возможность удалиться, в то время как придворные вновь занялись вежливыми разговорами.

Не успел я выйти из зала, как возле меня возникла Патил.

– Прошу вас, сэр. Сюда, пожалуйста.

Представление было окончено, теперь мне предстояла настоящая аудиенция.

Он провел меня в небольшую дверь, затем по пустынному коридору еще в одну маленькую дверь, и мы оказались в совершенно обычном кабинете. Единственное, что в нем было королевского, так это укрепленный на стене щит с гербом дома Оранских и с их бессмертным девизом: «Воздвигаю!». Здесь же стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Посреди стола, прижатый грузом в виде двух металлических детских виньеток лежал оригинал списка, копия которого находилась у меня в кармане. На стене в медной раме висел групповой портрет покойной императрице с детьми. У одной из стен стоял диванчик, а рядом с ним располагался небольшой бар. В кабинете была еще и пара кресел, а кресло-качалка стояла у письменного стола. Остальная мебель вполне могла бы находиться в кабинете какого-нибудь частного врача. Патил оставил меня одного, выйдя и закрыв за собой дверь. У меня не хватило времени даже решить, удобно будет или нет, если я сяду, так как почти в тот же миг в кабинет вошел Император, воспользовавшись дверью в стене кабинета.